Персональный проект художника Кирилла Жилкина проходил в июле – августе 2017 года в Арт-пространстве «Полиграфический цех».
Искусствовед Анна Борисова о выставке:
«Современному художнику всё время следует в чём-то сомневаться, а точнее, он как будто должен встречать на своей дороге «камни преткновения», чтобы спотыкаться, останавливаться и анализировать.
Камней, а тем более удачных, обычно не столь много, и потому наткнуться на какой-либо случайно, непроизвольно – уже большая редкость, так что приходится просто искать их, а иногда даже делать вручную что-то вроде копии и, ни разу не наткнувшись, просто вообразить себе этот магический процесс потери равновесия, а по итогам сделать работу для выставки, текст или просто целую выставку.
Казалось бы, вынося в название своей персональной экспозиции, в которой представлены его разновременные вещи экзистенциальный вопрос «Кто я?», Кирилл Жилкин как будто имел намерение представить нам целую коллекцию своих «lapis offensionis et petra scandali», но вышло немного иначе.
![Кирилл Жилкин «Кто я» и «Апофения»](http://cultobzor.ru/wp-content/uploads/2017/10/11-9.jpg)
Открывает выставку одноимённая инсталляция художника «Кто я?», которая состоит из автопортрета за красными шторами, которые зритель может открывать и задёргивать в зависимости от того насколько полно или частично он желает смотреть на автора, представленного в четырёх «ипостасях» с гримасами вместо собственного лица на агонизирующе-пламенном фоне (интересно, что эти гримасы не являются результатом произвольного творческого процесса, но буквально списаны с настоящих фотографий автора, сделанных с длинной выдержкой).
Эта попытка запечатлеть себя как нечто неустойчивое, находящееся в постоянном процессе искажения, сокрытия и раскрытия, перманентного пограничья и ужаса перед собой как перед «Другим», который неизвестен и непонятен, во многом задаёт настроение всей выставке.
Если воспользоваться свободными ассоциациями, то глядя на этот автопортрет, можно вспомнить и о так называемых «гневных божествах-защитниках» японского буддийского пантеона, которые внешне призваны визуализировать самые негативные человеческие проявления, взирая на которые во время медитации, человек освобождается от их воздействия, обретая исходное равновесие, уходя от множественности к единству, к центру самого себя.
Эта созерцательность и медитативность, которые противостоят любой хаотичности и запутанности, стремясь к ясности осознания присутствуют во всей экспозиции, и даже в отдающей барочностью инсталляции «Vanitas» (суета, тщеславие) нет присущего этому жанру умиротворённого эстетического фатализма, так как автор буквально «раскладывает» его на аналитические составляющие: два черепа на подставках будто два зрителя наблюдают «летящие» на них с холста ножи, находясь не в контексте ситуации «суета сует», как это происходит обычно, но как бы вне её, со стороны.
Желтоватая растительно-биологическая субстанция, стелящаяся в нижней части картины, напоминает о бесконечном процессе гниения и регенерации материй, контрастируя в своей расплывчатости с острыми линиями ножей. Настоящий зритель, таким образом, попадает не в ситуацию данности, но в чётко выстроенные художником созерцательные условия, и в дальнейшем постоянно сталкивается с ними, продлевая и развивая эту, условно говоря, «духовную/визуальную практику».
Например, лейтмотив летящих из черноты или в черноту лезвий, из ниоткуда в никуда и одновременно в вас или от вас, будет то и дело появляться, ставя вопросы о пространстве, пустоте, наполненности, отражении, боли, смерти, страхе (триптих «Апофения»).
Эта «расчетливость», вдумчивость и даже холодность художника в том, как ловко он сталкивает зрителей со своими якобы экзистенциальными, якобы «камнями преткновения», наталкивает на мысль, что перед нами не столько отчаянная рефлексия с воплем «Кто я?», который в авторском тексте к выставке был манерно и артистично повторен не один десяток раз, и отнюдь не туманное бессвязное бормотание заблудившегося, сколько трезвый, холодный и чистый, даже немного «подмороженный» взгляд на то, что составляет вопросительные аспекты его бытия а также гипотетического небытия.
![Кирилл Жилкин «Vanitas»](http://cultobzor.ru/wp-content/uploads/2017/10/12-4.jpg)
Однако тема конечности/смерти не остаётся в рамках хрестоматийного символического осмысления, и переходит на иные уровни в таких вещах как «Мясники» и «Мы были там».
К слову, обе эти живописные работы по времени появления являются самыми ранними и относятся ещё к тому периоду, когда автор проходил обучение в МГАХИ им. В.И. Сурикова. В них интересна, как и в предыдущих картинах, «точка зрения», ракурс, которые строятся как некое непрямое наблюдение.
На мясника в белом халате стоящего в луже крови и разделывающего висящую на крюке тушу, мы смотрим как будто бы стоя на один лестничный пролёт выше, откуда-то сверху, например, удобно опершись на перилу.
Этот процесс чьей-то работы над мёртвой плотью, «работы» живой туши над тушей мёртвой, тела над телом, факта над фактом лишённых какой-либо одухотворённости, контрастирует с ностальгическим пейзажем с двумя тенями на дороге («Мы были там»), который находится как бы вне выставочного пространства, в отдельном помещении, куда можно заглянуть лишь через небольшое отверстие в стене.
Таким образом, и здесь педалируется ощущение расстояния, дистанции между взглядом смотрящего и самой работой, тем, что в ней происходит. Это не просто свободный прямой взгляд на объекты, но вновь срежиссированные автором ситуации соприкосновения с бытийственными вопросами.
Интересно также, что все вышеперечисленные работы являются выполненными в технике «холст-масло», которая, судя по всему, является невероятно значимой для художника, что вполне понятно, так как заключает в себе довольно сильный аналитический потенциал а также возможность конструировать нечто от точки (молекула, атом) до больших форм, вплетая этот процесс в процесс собственной жизни.
![Кирилл Жилкин «Мясники»](http://cultobzor.ru/wp-content/uploads/2017/10/13-3.jpg)
Представленные на выставке видеоинсталляции «Дуальность», «Кто там?» и «Где я?» вносят в пространство ощущение постоянного присутствия самого художника. В этом смысле особенно интересна инсталляция «Кто там?».
На холст с изображённым на нём дверным глазком проецируется видео, в котором художник как будто звонит в дверь и пытается заглянуть внутрь, чтобы коммуникация между нами и ним (а точнее, его произведением) состоялась. Иными словами, его работа — это дверь между ним самим и другими, которая должна открываться, но что если она ложная? А что если откроется она тогда, когда ни нас ни его уже не будет?
Как работает этот механизм между художником и зрителем, когда один проецирует своё «я» вовне, а другой субъективирует его? Происходит ли это вообще, или уже нет, и нарциссизм художника вместе с нарциссизмом зрителя – единственное что остаётся?
Возможно, оба они представляют собой лишь две части информационного шума, которые соединяясь друг с другом образуют некий повод, событие (совместное бытие) для подпитки паука мировой паутины, как это представлено в видеоинсталляции «Дуальность», где холст с живописью постоянно перекрывается зернистыми шумами проецирующегося видео, и даже лупа, фигурирующая в нём, не способствует ясному различению первоисточника, практически не осуществляя функцию визуального «фильтра».
![Кирилл Жилкин «Мы были там»](http://cultobzor.ru/wp-content/uploads/2017/10/14-1.jpg)
В смысловом плане «круг» выставки замыкает работа «Секрет» – маленький холст с изображённым внутри всполохом огня, чем-то напоминающим лубочный огонь со старинных икон, и вставленным в него настоящим зеркальцем, глядя в которое каждый может увидеть себя внутри этого «маленького ада».
В целом, это название – «маленький ад» можно было бы применить ко всей выставке, но, мы уже говорили о том, что никакой агонии и удушья в экзистенциальных вопросах автора нет. Он хладнокровен (не значит равнодушен или индифферентен), спокоен и способен наблюдать со стороны так долго, как это будет нужно для той или иной ситуации, изучая мучающий его аспект, привыкая к нему, постигая и исчерпывая его.
Как говорит один из героев романа Виктора Пелевина «t»: «Я имею в виду распознавание демонов, вторгающихся в ум. Я больше не путаю их с собой. Всех их <…> узнаю с первой секунды. <…> Я даже понял, что само это узнавание есть действие пятого демона — того, который отвечает за поток моего сознания. Видите, я узнаю даже узнающего, хотя такому меня никто никогда не учил».
Его вопрос «Кто я?», к кому бы он ни был обращён, является не столько насущным вопросом, сколько поводом для того, чтобы поговорить о «цветущей сложности» в духе русского философа К.Н. Леонтьева, или войти в сад «Цветов зла» Бодлера, где смысл и ценность явлений заключены в принятии их сложности, контрастности и противоречивости, в их наблюдении без вторжения и стремления разрешить их посредством упрощения.
Иными словами, выставка Кирилла Жилкина, несмотря на драматичное название, – не коллекция его личных «камней преткновения», но скорее медитативный японский дзэнский сад камней, обойти который можно только по периметру, не прикасаясь к объектам, и который всё время пребывает в неподвижности, изменяясь лишь под взглядом наблюдателя».
Анна Борисова, искусствовед.