Илья Табенкин. Мир натюрморта.

 

 

 

На натюрморт я смотрю как на «синтетическую» форму искусства. На мой взгляд, одним из самых выдающихся мастеров этого жанра был Сурбаран.

В его полотнах не только сам натюрморт как часть картины прекрасен своей лаконичностью, суровой выразительностью, но и все картины Сурбарана воспринимаются как прекрасный предметный мир.

Под этим я подразумеваю, что в композициях в высшей степени присутствует ритмическая построенность всех форм. Его картины при внешней статике содержат внутреннюю динамику и напряжённость.

Натюрморт – это тот жанр, в котором в наибольшей мере выявляется пластический строй произведения. Здесь нет сюжета в общепринятом значении слова.

Средства в натюрморте настолько ограниченны, скупы и нелитературны, что всё должно строиться толькона ритме и гармонии, на чисто живописных средствах выражения.

Иными словами, надо решать задачу внешне вроде бы простую, кажущуюся незамысловатой, с малым количеством компонентов.

 

 

В натюрморте, как я его понимаю, очень отчётливо встают проблемы живописи как конструкции и ритма, как формы в пространстве, гармонии цвета.

Поставить натюрморт – это уже творческая задача, не менее важная, чем написать его на холсте. Именно в постановке рождается идея натюрморта, и, когда чувствуешь, что она удалась, нашёл что-то интересное, захватившее тебя, тогда появляется стимул для осуществления работы.

По-моему, в натюрморте не меньше, чем в других жанрах, может быть воплощено отношение художника к миру,  к проблемам, волнующим людей. Простые формы могут выражать настроения радостные, печальные, трагические.

Натюрморт может быть и величественно-спокойным, и взволнованно-романтичным, и драматичным.

Наверно, моя сосредоточенность на натюрморте пришла, когда, работая над пейзажем и рисунком, почувствовав потребность в более полном выражении своих мыслей, я начал делать фигурные композиции.

Но они всё время меня не удовлетворяли. Казалось, мир – мой, но не было ясной пластической идеи, а значит и формы.

Вскоре понял, что в большей степени мне это удаётся в натюрморте, где через одухотворенность вещей, через простые формы, через гармонию цвета можно выразить бесконечное множество человеческих чувств.

 

 

Затем у меня возникла потребность составлять натюрморты не из случайных предметов, а создавать эти вещи самому в том ключе, который ярче и полнее поможет выразить замысел.

Я делал из шамота керамику – разные предметы, человеческие фигурки, красил фон в разнообразные цвета, строил на столе в мастерской композиции из сочетания архитектонических форм.

Думаю, что подсознательно я стремился превратить натюрморт в композицию форм. Появилась интуитивная потребность уйти от тех традиций в живописи, которые прежде «питали» меня, а теперь стали мешать.

Я говорю о тех традициях нашего искусства, которые восходят к Сезанну и «Бубновому валету». Сейчас меня больше интересуют искусство античных росписей, фрески раннего Возрождения, древнерусская живопись.

Обращаюсь к этому великому искусству не в попытке заимствования чужих форм, а в стремлении обретения духа простоты и ясности стиля.

В рисунке моё отношение к искусству сложилось, быть может, даже раньше, чем в живописи. Увлёкся рисованием давно. Рисовал много с натуры людей, пейзажи; рисовал в метро, на улицах и бульварах, в мастерской. Много рисовал обнажённую модель.

Обычно эти рисунки односеансные, построенные на быстром эмоциональном подходе к натуре.

 

 

Пейзаж имеет для меня несколько иное значение. Компоную его фрагментарно: два-три дерева, любимые мною московские дворы – интимные, таинственные весной, летом, осенью; освещённая солнечным светом старая архитектура.

В особенности люблю писать против света, когда резкие контрасты света и тени делают всё окружающее загадочным и прекрасным. Обычно рисую с натуры одну или несколько пастелей или рисунков, а пишу композицию в мастерской долго. Натюрморт большей частью даётся гораздо быстрее.

Я не буду оригинален, если скажу, что часто недопонимание специфики изобразительного искусства связано с тем, что к нему подходят с точки зрения литературы, сюжета, информации, а между тем уж если говорить о близости к каким-либо другим искусствам, то напрашивается, в первую очередь, сопоставление с музыкой.

У этих двух искусств очень много общего: ритм, гармония, внутренний строй. Например, я бы сопоставил музыку барокко (Бах, Гендель, Вивальди) с живописью раннего Возрождения, хотя это и искусства разных эпох.

 

 

Трудно делать прогнозы на будущее, но хотелось бы в дальнейшем писать более свободные и простые вещи.

И если говорить о том, что значит следовать традиции, то, думаю, именно свобода выражения и простота – основной урок, который преподаёт нам великое искусство прошлого.

Об этом говорит весь опыт, накопленный человечеством в художественном познании мира.

 

Илья Табенкин «Мир натюрморт» (приводится с сокращением).

Впервые опубликовано в журнале «Творчество», №7 1981.

Это единственный текст художника, опубликованный при его жизни. Возможно, он был написан по заказу журнала после персональной выставки художника, состоявшейся в 1979 году.