Беседа с искусствоведом Дмитрием Смолевым.
Ольга Эйгес… Можно ли назвать её жизнь и творчество типичным примером судьбы советского художника того времени?
Насчет типичности – я с Вами соглашусь, но, может быть, другое слово употреблю – не типичность, а характерность. Потому что всё-таки в силу полученного образования, связей с коллегами по искусству у Ольги Эйгес не совсем рядовая биография. Она училась в МИИИ, Московском институте изобразительных искусств, она дипломница Дейнеки, она работала в монументальной бригаде Фаворского и Бруни.
Уже только эти обстоятельства её биографии несколько выделяют её из типичного ряда советских художников того времени. Безусловно, её нельзя отнести к художникам первой величины, она таковой не являлась. Но можно и нужно говорить именно о характерности её творчества для того периода,
Можно ли его охарактеризовать как переход от радикального модернизма к неоклассике?
Да, именно эту фразу я употребил в каталожной статье и там же я написал, что это несколько двусмысленная формулировка. Имелось в виду, что путь от авангарда к неоклассике проходил не только в Советском Союзе, это была мировая тенденция в искусстве 20, 30 и 40-х годов.
И если вы посмотрите хотя бы на Пабло Пикассо, то нельзя не заметить, как он от кубистических и сюрреалистических экспериментов переходит к классическому периоду. Понятно, что конкретно в его творчестве все гораздо шире и запутаннее, но тем не менее, это видно по творчеству очень многих и многих европейских и американских художников. Еще одни явный пример – Андре Дерен.
И, казалось бы, в этом отношении в СССР происходил общемировой процесс. Но так сказать было бы и несправедливо, и нечестно, поскольку отказ от искусства авангарда происходил, с одной стороны, в мозгу у художников, и это было как раз общемировой тенденцией, но, с другой стороны, этот отказ был директивным и, я бы даже сказал, репрессивным во многом. И поэтому нельзя здесь напрямую сопоставлять это похожее по внешним признакам движение в мире и в СССР.
Художники поколения Ольги Эйгес действительно в большинстве своем не разделяли авангардных устремлений. Они любили ту эстетику, которую им преподавали в институте, и искреннее любили изображать то и так, как они делали на практике.
Но при этом всегда ощущалась некая раздвоенность между казенной эстетикой и тем, что делалось для себя. Эта раздвоенность была несколько иной, чем в период андеграунда и нонконформизма 60-х. Здесь не было такого рубежа – это я делаю на заказ, это для денег, а вот это – совсем другое, это я делаю для себя, для своего круга, для истории. У них такого четкого деления, такой жесткой границы не было, но это было в подсознании, это было внутри.
Это очень важный момент – той игры с властью, о которой всегда говорят шестидесятники, у этого поколения не было. Их творчество чисто, невинно, оно очень цельное. Как жили, как чувствовали, так и писали.
Я хотел бы подчеркнуть, что мы сейчас от себя добавляем вольности в понимание официальной трактовки проблем и задач, стоящих перед искусством, как это диктовалось тогда властями, особенно в сталинское время.
И когда мы говорим о том, что эти художники без усилий вписывались в официальную эстетику, и она не противоречила их внутренним стремлениям, то мы все-таки несколько лукавим или, может быть, недопонимаем то время.
У Ольги Эйгес один из главных жанров – лирический пейзаж. И, казалось бы, какое уж тут противоречие может быть с принципами социалистического реализма. Мы ведь знаем всех столпов соцреализма, которые уделяли внимание этому жанру. Но хочу заметить, что просто пейзаж, если художник на нем специализируется и постоянно приносит на выставки именно пейзажи, то это подозрительно по тем временам, это безыдейность, мелкотемье, это не совсем в русле.
В той логике пейзаж не мог быть самоценным, это то, на фоне чего происходят идеологически правильные события. И проводить границу между казенной и личной творческой устремленностью всё равно приходится, но это настолько тонкие градации, что их не всегда можно заметить или почувствовать из сегодняшнего времени. И это было и у мэтров, и у высшей советской художественной элиты, всё равно в глубине души граница всегда была.
Немножко отвлечемся от искусства, обратимся к семье Ольге Эйгес – ведь это была по-своему уникальная семья, представители которой оставили свой след в различных сферах культуры.
Глава семьи, Роман Михайлович Эйгес – это дедушка Ольги Эйгес, не был человеком искусства, по профессии он был врачом. У него и Софьи Иосифовны Эйгес (бабушки художницы) было одиннадцать детей, он всячески поощрял занятия всякими видами искусства, гуманитарными предметами. Семья периодически переезжала и проживала в разных городах, в частности Ольга Эйгес родилась в Смоленске.
Из представителей династии Эйгес наиболее известны Константин Романович Эйгес – композитор, пианист, его сыновья Олег Константинович Эйгес – композитор, пианист и Сергей Константинович Эйгес – чрезвычайно талантливый художник, погибший в войну.
Иосиф Романович Эйгес был музыковедом, Екатерина Романовна Эйгес – поэтесса и математик, одна из муз Сергея Есенина, оставила очень ценные воспоминания о нём.
Вениамин Романович Эйгес – дядя Ольги Эйгес, был художником, участвовал в первой выставке «Бубнового Валета». А мама художницы Надежда Романовна Эйгес – педагог-педолог, организатор первых яслей в СССР.
(Пользуясь случаем, хочу поблагодарить за фотографии и информацию, а также обратить и ваше внимание на очень интересный сайт о вкладе семьи Эйгес в русскую культуру >>)
Вот в такой большой и культурной семье выросла Ольга Эйгес. Понятно, что ветер времени разобщил её членов, она оказалась разбросанной по всей стране, но, безусловно, между ними существовали контакты.
И, это моё предположение, Вениамин Эйгес, который с нулевых годов проживал в Москве, участвовал в выставках и преподавал в изотехникуме «Памяти Восстания 1905 года» (так тогда называлось это известнейшее московское учебное заведение), повлиял на выбор профессии и жизненного пути своей подросшей племянницы.
И вот юная девушка оказывается в Москве, учится сначала в училище, потом в МИИИ (будущий МГХИ имени Сурикова), занимается у Дейнеки, жадно впитывает уроки других педагогов института – Фаворского, Бруни, Истомина.
Мы говорили о двойственности между официальным и личностным в душе художника. Но эта двойственность характерна и для самого творчества Ольги Эйгес – с одной плакатный стиль, идущий от Дейнеки, с другой – лиричность, внимание к жанру пейзажа, тяга к акварели.
Поскольку личных записей и мемуаров об Ольге Эйгес практически не сохранилось, то нам приходится заниматься некоторой реконструкцией, основываясь на воспоминаниях других выпускников и преподавателей МИИИ того времени.
Из них становится понятно, что тогда не было жесткой схемы «мастер – ученик». Пришел студент к какому-то мастеру, и он полностью под его влиянием и выходит из стен института целиком поглощенный мировоззрением этого наставника.
Там была среда. И, понятно, что от Дейнеки Ольга Эйгес многое взяла в плакатном деле, в промграфике, И именно здесь эти «остовские» следы наиболее заметны.
Но то, что касается станкового искусства – рисунка, акварели, живописи – то здесь формирование Ольги Эйгес как художника происходит под влиянием Фаворского, Бруни, Истомина, впоследствии Гончарова, который у неё не преподавал, но с которым Ольга Эйгес вместе много работала в бригаде монументального искусства.
То есть студент, будучи в мастерской одного из мастеров и даже не отвергая и воспринимая его опыт, вполне мог, и, как правило, именно так и происходило, быть близок творчески к другим преподавателям института.
И в случае с Ольгой Эйгес – это очевидно по её работам, тем интересней её творчество, этим перекрещиванием нескольких линий. На выставке есть несколько натурных её работ, не являющихся прямыми эскизами к плакатам, но их все равно можно рассматривать именно как подготовительные.
Это не намеренно, но оттуда впоследствии берутся элементы и вырастает плакатный образ. Так вот в этих её рисунках влияние Фаворского или Бруни ощутимо сразу, а на выходе в плакатах мы видим больше Дейнеки. И это в действительности не противоречивость, а некий синтез уроков больших мастеров.
Эти свои первые шаги в искусстве Ольга Эйгес делала вместе со своим мужем Игорем Поляковым – талантливым художником, блестящим графиком, умершим на фронте в 1942 году в возрасте всего 33 лет…
Игорь Поляков был на год старше Ольги, он учился в Ленинграде, в знаменитом ВХУТЕИНе. В 1930 году это учебное заведение было расформировано, и Поляков оказался в Москве в только что созданном Полиграфическом институте. Здесь он учился у Фаворского, был тесно связан с тем же кругом мастеров, что и Ольга Эйгес – Бруни, Истомин, Гончаров. Они оказались в общей среде, были близки в творческих установках, вместе работали на пленэре – мы знаем много работ, созданные в таких поездках.
Именно Игорь Поляков первым с 1935 года начал работать в монументальной мастерской Фаворского – Бруни при Академии художеств. А сама Ольга Эйгес присоединилась к ней уже после гибели Игоря, после возвращения из эвакуации, и работала в этой бригаде до конца 1940-х. Ольга работала в павильонах ВДНХ, в составе бригада она работала в так называемом «Доме со львами» Министерства обороны, над росписями станции «Измайловский парк» (сейчас «Партизанская»), в санаториях, домах отдыха. К сожалению, судьба этих монументальных росписей печальна, практически ничего не сохранилось.
После роспуска этой мастерской официальная жизнь Ольги Эйгес была связана с искусством плаката.
Ольга Эйгес была хороший, качественный и востребованный плакатист. Она работала в самых различных организациях – и в Институте санитарного просвещения, и в Гослитиздате. Но наиболее интересна её работа в Госцирке. На её счету очень много плакатов на тему цирка, ярких, лаконичных. Еще при жизни Юрия Никулина в 1997 году Галерея «Ковчег» передала в архив Московского цирка на Цветном бульваре большую подборку плакатов и зарисовок цирковых артистов работы Ольги Эйгес.
Подводя итоги и нашей беседы, и самой выставки в Галерее «Ковчег», как мы определим, чем ценно сейчас творчество Ольги Эйгес, каково её место в истории отечественного искусства, какие задачи пытается решить в своей выставочной деятельности “Ковчег”, представляя её работы?
Когда мы в Галерее вводим в оборот сегодняшнего восприятия художественной жизни прошлого наследие таких мастеров, как Ольга Эйгес, мы не имеем в виду произвести некую сенсацию, требующую пересмотра всего взгляда на развитие искусства 20 века.
Для “Ковчега” важно, что Ольга Эйгес принадлежала к поколению художников, которое, на наш взгляд, недооценено. Они не были реформаторами, бунтарями. До них было поколение авангардистов, после них – шестидесятники, там были великие фигуры, герои и экспериментаторы, харизматические личности, будоражащие воображение.
А вот художники 1910-х годов рождения, поколение, покореженное войной, сталинским режимом.. . Да и даже без военных потерь, понимаете, их становление и пик их формы пришелся на то время, когда просто подумать о каком-то бунтарстве было немыслимо.
Но это не значит, что эти люди провели какую-то серую, никому не нужную жизнь, что их надо просто выбросить на свалку истории. Это люди с хорошим вкусом, с прекрасным художественным образованием, своим очень личным отношением к искусству, к миру. И хотелось показать, не обвиняя и не оправдывая какими-то историческими обстоятельствами, что эти художники были большими мастерами, и их творчество – значимо с точки зрения реальной истории искусства 20 века.
И с этой точки зрения Ольга Эйгес пусть и не была художником первого ряда – нельзя сказать, что она определяла и формировала пути развития искусства своего времени – но она была в том русле, которое для нас очень значимо, интересно и ценно. Она была не генералом, но и не рядовым, а заметной и своеобразной фигурой в искусстве своего времени.
ЭЙГЕС Ольга Вячеславовна – Галерея произведений (65 изображений) >>
Выставка “Ольга Эйгес. Из цикла «Незабытые имена” – Галерея “Ковчег” – сентябрь – октябрь 2014 >>
Дмитрий Смолев. “Ольга Эйгес. Статья к выставке в Галерее “Ковчег” >>
Интернет-портал CultObzor благодарит своего партнера Галерею «Ковчег» и лично Дмитрия Смолева за помощь в подготовке этого материала