Виталий Пацюков. Творческий манифест Клары Голицыной и Владимира Амодео. Диалоги между точкой и линией.

…я преобразился в нуле форм…

Казимир Малевич

Люблю появление ткани…

Осип Мандельштам

Этот проект определяется диалогом двух мастеров современного искусства – Кларой Голицыной и Владимиром Амодео. Живопись и скульптура, плоскость и объем встречаются не впервые, дополняя друг друга, контрастируя и сливаясь, образуя новые смыслы во взаимных пересечениях.

Но этот диалог не только включил все основные формы взаимоотношений между жанрами, но  и стал своеобразным манифестом, в котором утверждается снятие границ в художественных технологиях и открываются новые пространства игровой культуры.

Ее образность актуализирована стратегиями артистической импровизации, естественным волеизъявлением художников, но в то же время она сохраняет в своих измерениях дисциплинарные визуально-смысловые формы.

С одной стороны, участники проекта обращены к феномену случайного, связанного с личной культурной памятью, с другой – рождающаяся образность эволюционирует в сторону световых проекций, контурных и силуэтных систем и сетевых конструкций.

Пластические коммуникации в проекте явно рифмуются с идеями Василия Кандинского о диалогах между точкой и линией, в котором феномен чувственного переходит в универсальное идеальное пространство, останавливая процесс руинирования творческой материи.

Удивительно, что при всей конфликтности мышлений участников проекта, они образуют общую систему координат, включая в нее органику внутренних связей.

 

 

Визуальная культура Клары Голицыной развивается по законам музыкальной партитуры, в которой каждая новая композиция, построенная на игре линий, отождествляется с динамикой звука и его «топографией».

Формируя визуальную драматургию, элементы пластики художницы, подчиняясь случайному, чистоте импровизации, в итоге обретают гармоническую целостность. Их естественная образность живет в диагоналях и пересечениях, постоянно умножая плотность собственной информации и формируя новые универсальные матрицы.

Эти внешне формализованные «танцующие» структуры в своих парадоксах рифмуются с контурностью силуэтных образов Владимира Амодео.

Погружая свои фигуры в контур, преобразуя их массы в точку, Владимир Амодео вместе с тем лишает их гравитации, как бы дематериализуя, и параллельно с этим, открывая в них органику безвесия.

Чистые в своем бескорыстии пластические объекты скульптора выстраиваются по принципу самоподобия, словно очерченные лазерным лучом, генерируя непрерывный процесс, близкий к развитию кристалла. Формальному жесту, обращенному к инновации, изобретению Владимир Амодео противопоставляет определенность традиции.

Его творческая энергия включает художественный образ в контекстуальные переживания, предлагающие собирать смыслы органических художественных систем, рифмуя их в постмодернистский текст.

 

 

Открытия мастера возникают в пограничных ситуациях, в зонах перехода жестких форм в более мягкие, фиксированных – в свободные. В этом арт пространстве мир скульптора открывается перед нами как сценическое действие, его персонажи-герои лишены конкретных черт, их универсальность предлагает нам совершенно новую этику человеческих коммуникаций.

Очевидно, это наши чувства, принявшие антропоморфный женский образ: женщины, наклонившиеся к нам, обращенные в наше пространство, заглядывающие в него, и женщины, уходящие в глубины реальности, застывшие в медитации своих размышлений, женщины – как беззащитность и бескорыстие, образы покоя, гармонии и образы трагедии, распавшейся целостности и, вместе с тем, нашедшие свой смысл…

Владимир Амодео не только рассеивает в них свои послания, свои боли и радости, но и собирает их в единый узел судьбы. Фокусируя внутри себя свет, они вспыхивают в своих подлинных состояниях, образуя сакральный «текст», способный явиться только во сне или в откровении.

Геометрические образы Владимира Амодео естественно рождаются, они развиваются как организмы, забывая о своей отдельности, дискретности, матричной автономности. Основанные на гармонии лекальных кривых, они диктуют художнику ритм, размер, становясь родом.

Склонность к минимализму, к аскетическому совершенству позволяет Владимиру Амодео более определенно реализовывать «волновые» процессы собственного творчества и формировать целые ряды и последовательности в своих вариативных пластических стратегиях.

Рефлексия подобных контекстов естественно рокируется с чувственным началом, становясь содержательной субстанцией, соединяя в одно целое материал, образ и технологию.

 

 

Сетевые конструкции Клары Голицыной и силуэтные проекции Владимира Амадео можно рассматривать в системе квантовой физики: они как элементарные частицы сталкиваются, фиксируя место своей встречи и меняя ракурсы пластической оптики, удаляются, чтобы вновь обрести равновесие в следующих комбинациях.

В универсальной драматургии проекта рождаются новая топография, новые маршруты и новые пластические коммуникации, в которых творческие принципы художников «мерцают» в пространстве двух полюсов.

Они образуют новую, глубоко личную, арт-территорию, расширяя общую территорию искусства как независимую зону сталкера – между play и  game – игрой как полнотой импровизации и игрой, устанавливающей новую гармонию в нашем мире неустойчивости, сомнительности и хаоса. Их образы начинают жить в естественности дыхания, соблюдая в своем диалоге принципы медитации и равновесий инь и янь.

В этом процессе художественные стратегии Клары Голицыной и Владимира Амодео опираются не только на творческое наследие Василия Кандинского, на актуальность диалога между точкой и линией.

Здесь открываются новые опоры в понимании взаимоотношений между плоскостью и объемом, между личным и универсальным, между конкретным и абстрактным  – феноменальность «прибавочного элемента» Казимира Малевича.

 

 

Вышедший из теории относительности Альберта Эйнштейна, он превращается в своеобразный творческий вирус, умножая найденное и развивая в рождающемся пространстве новые степени визуально-смысловой свободы художника.

Каждый раз, казалось бы, открывая собственную систему координат, участники проекта в последней фазе своей творческой беседы обнаруживают возможность развоплотиться и дематериализоваться, сохраняя свой первообраз в идеальном мире артефакта.

Именно здесь, в его откровенной обнаженности, в пронзительности совершаемого арт-события мы обнаруживаем высшее состояние пространства – зону парения, где, по выражению Бориса Пастернака, «дышит почва и судьба».

Виталий Пацюков